— Сейчас людей, чей ай-кью дотягивает только до двадцати единиц, мы называем умственно отсталыми, но в течение очень длительного времени их именовали идиотами. — Доктор надел очки, открыл книгу и углубился в текст. Потом он поднял глаза и стал говорить, обращаясь в основном к Элле: — В конце девятнадцатого столетия один немецкий врач провел детальное исследование в группе людей, страдающих классической формой умственной отсталости, но при этом обладающих удивительными, даже невероятными способностями. У них могли проявляться математические или музыкальные таланты, не говоря уже о том, что они мгновенно запоминали очень и очень многое. Соединив термин, характеризующий крайнюю умственную недостаточность, с французским словом, значение которого мы могли бы перевести как «высоконаучный», он и ввел в психиатрию понятие «ученый идиот».
— И, по вашему мнению, Солли относится к этой категории? — Хотя Элле решительно не нравился термин, о самой болезни она хотела узнать как можно больше.
— Сказать наверняка трудно. — Доктор Кинкэйд снял очки. — Я не специалист, миссис Баррон. Да, мне доводилось слышать о существовании таких людей, но не более того. Готовясь к разговору с вами, я почитал вот это. — Он опустил руку на лежавшую перед ним книгу.
Элла и Рейнуотер молчали.
— Откровенно говоря, — продолжил доктор после короткой паузы, — мне так и не удалось найти ничего конкретного. Информация по данному вопросу очень скудна и к тому же противоречива. Лишь несколько психиатров во всем мире занимались изучением подобных состояний, но даже им неясно, почему их пациенты обладают такими неординарными способностями. Никто не смог исчерпывающе объяснить, как возникают подобные аномалии развития. Возможно, изменения начинаются еще во время беременности, когда формируется мозг ребенка. Может быть, это результат родовой травмы… Не исключено, что в основе всего — сильное эмоциональное потрясение. — Доктор пожал плечами.
Элла, помедлив, сказала:
— Я постоянно мучаюсь сомнениями, не было ли моей вины в том, что случилось с Солли. Может быть, он стал таким потому, что я что-то сделала не так — до родов или после?
Молодой женщине было нелегко сделать такое признание. Доктор Кинкэйд посмотрел на нее и ободряюще улыбнулся:
— Полагаю, вы ни в чем не виноваты, миссис Баррон. Если бы это случилось во время беременности, мы бы имели дело с немедленным явным отклонением. Роды у вас принимал я и могу заверить, что прошли они вполне благополучно. А если бы в раннем детстве Солли получил травму или пострадал от болезни, достаточно серьезной для того, чтобы оказать воздействие на его мозг, вы бы об этом наверняка знали. Теории, касающиеся развития этой аномалии, столь разнообразны, что ни одна из них не может считаться окончательной. По крайней мере, так кажется лично мне. Рискну предположить, что изменения происходят все-таки в период формирования плода, однако они далеко не всегда проявляются в младенчестве.
— Сначала Солли развивался, как все другие дети.
Кинкэйд положил руку на открытую страницу.
— Как правило, симптомы болезни начинают проявляться именно в том возрасте, в котором они стали заметны у вашего сына.
— Странно, — впервые вмешался в разговор Рейнуотер. — Значит, все эти медицинские светила так и не смогли назвать первопричину болезни?
— Когда люди не в состоянии объяснить какое-либо отклонение, они склонны списывать его на сверхъестественные силы, — едва заметно усмехнулся доктор. — Так, некоторые утверждают, что это состояние носит духовный характер и такие люди, как Солли, имеют непосредственную связь с Творцом. Соответственно, и мыслят они по-другому, не осознавая своего земного существования и не замечая непосредственного окружения и уж тем более других людей. — Кинкэйд снова повернулся к Элле и добавил: — По крайней мере, вы можете утешать себя тем, что Солли особенный, ибо в состоянии беседовать с Богом и ангелами.
— Мне не нужны утешения, доктор. Я хочу понять, на что потенциально способен мой сын. Мне важно сделать все для того, чтобы он реализовал эти свои возможности.
Молодая женщина перевела взгляд на Солли, который сидел, слегка раскачиваясь взад и вперед. Он крутил пуговицу на рубашке и сосал леденец, наглухо запертый в том загадочном мире, в который она никак не могла пробиться.
Тем временем Дэвид Рейнуотер задал волнующий ее вопрос:
— Мерди, эту болезнь можно вылечить? Способны такие люди вести нормальную жизнь?
Кинкэйд не спешил ответить. Он стал листать книгу. Элле показалось, что доктор делает это, чтобы выиграть время.
— Задокументированные случаи есть, но их единицы. Критерии для постановки диагноза также находятся под вопросом. Если что и объединяет эти состояния, так это их многообразие, но каждый пациент по-своему уникален. Это касается как симптоматики, так и степени заболевания. Некоторым удается освоить устную речь, что позволяет им общаться с окружающими, пусть и очень ограниченно. Однако никто из ученых идиотов не использует свои удивительные способности в практических целях.
Рейнуотер попросил доктора пояснить ему и Элле эту мысль.
— Допустим, человек обладает фантастической памятью, — сказал Кинкэйд после нескольких секунд размышления. — Один только раз прочитав пьесу Шекспира, он способен процитировать ее от начала и до конца. Но делает он это потому, что так устроена его память. Он запоминает пьесу не из желания выучить ее наизусть. Его не интересует сюжет. Собственно, содержание текста как такового ему безразлично. Пьеса Шекспира значит для него не больше, чем телефонный справочник. Если такой человек что-то читает, он запоминает текст, вот и все. Но делает он это не ради обучения или развлечения — своего собственного или кого-то другого.